Сто полей - Страница 55

– Нет, – ответил Арфарра-советник.

Король вернулся на возвышение, взял в руки серебряную ветвь:

– Нехорошо королю брать назад свое слово, и если я называл мальчика рабом господина советника, – так тому и быть. И так как мальчик жив и здоров, то за посягательство на чужое имущество род Кречетов должен уплатить владельцу денежный штраф. И если бы мальчик был крепок и высок, и пригоден в качестве боевого вассала, то по законам наших предков за него полагался бы штаф в десяти золотых государей, а если бы он некрепок, но знал ремесло доезжачего или псаря, или другое ремесло, необходимое в знатном доме, то он стоил бы пять государей. Но так как он некрепок и не учен нужным ремеслам, а умеет только читать, рисовать и вышивать, за него полагается штраф в три ишевика. Есть ли еще обвинения?

Арфарра-советник посмотрел на короля, потом на Киссура Ятуна, потом обвел глазами залу и сказал:

– Я не вижу смысла в других обвинениях.

Сошел со стрелы и сел на свое место в совете. Най Третий Енот обрадовался и громко сказал:

– Кто смеет говорить, что король привержен законам империи, где не различают господина и раба!

Это многие услышали.

А в дальнем конце залы стоял хуторянин Зан Дутыш, в латаном кафтане с капюшоном и в конопляных башмаках. Он понурил голову и сказал: «Если государь нарушает законы, вряд ли в стране найдется кто-нибудь, кто станет их соблюдать».

Его, однако, мало кто слышал, он повернулся и ушел.

Киссур Ятун поклонился королю и потом подошел к советнику. В руках он держал шелковый мешочек, вышитый золотой гладью.

– Три золотых государя, – сказал он, – такой штраф причитается с горожанина или торговца. Наш род – старейший в королевстве, и мы платим тридцать золотых.

Арфарра встал и с поклоном принял мешочек. Дело было закончено. И многие поразились великодушию, с которым король не стал поднимать вопроса о поединке: ведь Марбод дрался с королем и даже едва не убил.

* * *

Тут выступил вперед господин Даттам:

– Умоляю о милости, – сказал он и протянул ворох разноцветных бумаг.

Король листал бумаги. В первой речь шла о поместье Гусий Ключ, жалованном храму три года тому назад. Храм тогда же отдал поместье Зану Дутышу в лен. Теперь, судя по грамоте, храм уступал Дутышу поместье в полную собственность.

Во второй грамоте, писанной через день, – надо же, как переменчив нрав покупателя, – оный Дутыш продавал означенное поместье господину Даттаму. А в третьей грамоте, меченой следующим днем, Дутыш смиренно просил Даттама, чтобы земля, которую он продал вейцу и за которую, согласно свидетелям, получил сполна деньги, была отдана из милости Дутышу в пользование.

Кроме Гусьего Ключа, Даттам заплатил, судя по грамотам, еще за три поместья, – и тут же, как человек, безусловно, щедрый, спешил даром раздать купленные земли.

Храм сам судил и собирал налоги на землях, пожалованных в пользование королем, и теперь Даттам умолял о милости, – подтвердить это касательно земель, приобретенных им в личную собственность. Хотя, кстати, монахам-шакуникам в личную собственность ничего приобретать не разрешалось.

Король оглянулся на Арфарру, улыбнулся, подтвердил.

* * *

Когда кончился суд, многие подошли к королевскому советнику, и Ванвейлен, и Киссур, и среди прочих – наследник Белых Кречетов, одиннадцатилетний сын Киссура Ятуна, проведший ночь в замке заложником. У Арфарры была одна беда: на лице его чувств не высказывалось, но, когда он сильно волновался, на лбу выступали капельки крови.

Мальчик встал перед советником, поглядел на его лоб и сказал:

– Сдается мне, что Арфарра-советник недоволен королевским решением. Как же так, советник? Не вы ли везде твердите, что государь подобен солнцу, а воля его – закон!

Отец схватил его за руку и хотел было увести. Арфарра-советник усмехнулся и сказал:

– Государя называют называют солнцем потому, что мир оледенеет или обварится, если солнце станет ходить над миром не так, как ему положено. Потому что когда закон нарушает преступник, от этого слетает голова преступника. А когда закон нарушает государь, от этого умирают подданые.

Помолчал, и повернулся к его отцу:

– У меня, однако, к вам просьба. Два человека пострадали сегодня случайно, и один из них – заморский торговец, Сайлас Бредшо. По закону о прерванном поединке любой ваш вассал может убить его, а поскольку Бредшо – человек посторонний, без родичей и мстителей, его убьют непременно. Откажитесь от мести!

Киссур Ятун был человек добрый и хотел было согласиться, но тут его сын воскликнул:

– Мы откажемся, а Арфарра-советник велит кричать у бродов и перекрестков, что торговец-де победил Кречета, Марбод не выдержит и зарубит торговца, и опять нарушит закон!

– Род оставляет право мести за собой, – сказал Киссур.

Тут он повернулся и ушел, и большая часть людей ушла за ним.

А советник поглядел на Ванвейлена и спросил:

– Ну, что вы скажете?

– Три золотых! – сказал Ванвейлен. – На моей родине людей на сорта не делят и не продают, как говядину.

Арфарра, бывший наместник Иниссы, горько рассмеялся:

– Свобода, господин Ванвейлен, это как яйцо на сеновале: отыскать трудно, а раздавить легко. Киссур Белый Кречет тоже кое в чем прав.

Клайд Ванвейлен подумал и спросил:

– А второй человек – это кто?

– Зан Дутыш.

– А кто это – Зан Дутыш?

Советник ответил бесцветным голосом:

– Люди Даттама убили его девочку, пяти лет. Прокололи лодыжки и повесили, пока Дутыш не подпишет дарственную. Дутыш подписал, а девочка все равно возьми и умри.