Сто полей - Страница 16

К оглавлению

16

– О нет, – сказал, помолчав, монах, – империя окружена не огненными реками, а всего лишь таможнями. И, к слову сказать, наш храм и лично господин Даттам имеют монополию на ввоз в нее золота.

– Мо-но-по-лия, – весело изумился Ванвейлен, – да что вы мне голову морочите? Здесь у кого меч в руках – у того и монополия…

Монах усмехнулся.

– Здесь – да. В империи совсем другие условия, чем здесь. Или вы не слышали песен в замках и рассказов в селах?

Ванвейлен молча поигрывал кошельком, – шитым подарком монаха. Кошелек изображал страну Великого Света: шелковые ветви, золотая черепаха, мед праведности и Серединный Океан. Витиеватая надпись напоминала надписи на скалах и уверяла, что одинаковые золотые обитатели кошелька будут усердно трудиться для хозяина улья. Пожелание одинаковости было явно нелишним. Здешние монеты редко бывали одного веса: их нещадно портили и опиливали. Полновесные – зарывали в землю.

Ишь ты консалтинговый агент! Много тут охотников меня просвещать за мои же деньги!

– Ах совсем другие условия? – сказал Ванвейлен. – Вы не можете мне объяснить, как в стране, завоеванной теми же, что и здесь, аломами, образовались совершенно другие условия? Сдается мне, что эти условия придумал ваш язык, чтобы заработать, не сходя с места, большую комиссию на моем золоте.

Тут Ванвейлен случайно глянул на Марбода Кукушонка и вздрогнул. Тот разглядывал улей-кошелек в руках заморского торговца, и на красивом его лице на миг мелькнуло такое выражение, что, будь Кукушонок колдуном, все молоко в округе, несомненно, в этот миг бы скисло.

– Страна Великого Света непохожа на здешние места, – надменно сказал торговец, – законы ее вечны и нерушимы, и по приказу нашего государя распускаются цветы и птицы начинают нести яйца…

– И золотые пчелы живут в хрустальном дереве?

– Яшмовом дереве, – поправил монах.

– И нет в ней ни бедных, ни богатых, ни воров, ни торговцев?

Храмовый торговец кивнул еще раз.


Вернувшись с корабля, отец Адрамет долго и неторопливо размышлял. Как и все торговцы храма, он совмещал обязанности купца и шпиона. Ничего не укрывалось от его глаза: ни растущее недовольство здешней дикой знати политикой далекого короля, ни рост разбоев на дорогах, ни бродячие проповедники, ни… ни вот этот странный варвар Ванвейлен: какой это дикарь не верит в Страну Великого Света? а потом, что это за шуточки с черепахой? Он что, варвар или ученый из Храма, чтобы проверять сказанное на опыте? И отец Адрамет сел за письмо господину Даттаму.

* * *

Когда монах ушел, Марбод и Ванвейлен сошли на землю, нашли хороший лужок, и там Марбод стал показывать Ванвейлену прием под названием «сойка стоит на хвосте» и множество иных, столь же полезных. Кукушонок очень обхаживал заморского гостя.

– А кто такой этот Даттам, без которого нельзя ввозить в империю золото? – спросил Ванвейлен.

– Королевский побратим, – сказал Кукушонок, – он и его дядя долго воевали с императором Великого Света, и в конце концов император сделал его дядю наместником.

Сбросил короткий, шитый малиновым шелком плащ, и добавил:

– Две свиньи на наши желуди, – Даттам и Арфарра, один торговец, а другой и вовсе колдун.

И завертел мечом, не допуская дальнейших разговоров.

* * *

Следующим утром Ванвейлен поехал к скале закона полюбоваться на каменных Больших Людей. Подъехал: у скалы во внеурочный час стояла фигурка в плаще, шитом облаками и листьями: Марбод Кукушонок мерялся с каменными предками. «А что, – подумал Ванвейлен, – у Больших Людей та же жизнь, – едят, справляют обряды, охотятся, развлекаются…»

Ванвейлен поглядел туда, куда глядел Марбод, и увидел, что тот смотрит на место, где два больших человека сидят за игровым столиком из ста полей с прихотливыми фигурками. Этой игры, среди игр в охоты и пиры, в кости и карты, он в замке не видел. И сердце Ванвейлена, – а он был хорошим шахматистом, – заныло.

Ванвейлен справился у Кукушонка об игре и правилах.

– Я правил не знаю, – мрачно ответил Кукушонок, – а вот советник Арфарра при королевском дворе страшный охотник до «ста полей».

ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
в которой повествуется о родословной Белых Кречетов и о зимних походах короля

То, чего не мог добиться Марбод с помощью пыток, Ванвейлен достиг тщательным обследованием городских развалин, расположенных в миле от замка. Разрушенные дома поросли павиликой и уже вековыми деревьями, и место напоминало сказочный город, превращенный волшебником в лес.

Гравидетектор распознал у западной стены большую карстовую пещеру, и Ванвейлену, слишком хорошо помнившему дотошность, с которой плетка Марбода допрашивала относительно «стеклянной горы» всех, кто под эту плетку попадался, сразу нарисовалась дивная картина подземного храма, где жители осажденного города спрятали два века назад свое имущество. Ванвейлен облазал скалы и сверху и снизу и убедился, что никакого прохода в пещеру нет, за исключением, – сколько можно было судить по неровной картинке на экране, – узкой рубленой шахты, терявшейся наверху скалы среди раскрошенных людьми и корнями развалин. Вероятно, это были развалины того самого храма, который «ушел под землю».

Бредшо уговаривал его не жадничать, – слишком много любопытных глаз было вокруг, и самые любопытные, бесспорно, принадлежали храмовому торговцу Адрамету. Если большинство местных считало людей с корабля колдунами, то отец Адрамет сам был колдуном и шарлатаном, и, в качестве такового, ни в какое колдовство не верил.

Ванвейлен согласился с ним. В тот же день вечером, запершись в горнице, Ванвейлен распотрошил пару патронов из минного пистолета и преобразовал их в безоболочное взрывное устройство в 500 грамм тротилового эквивалента. Вместо взрывателя Ванвейлен воспользовался сушеной веревкой из местных водорослей, пропитанной гусиным жиром, – необыкновенные характеристики этой веревки Ванвейлен успел отметить на деревенском празднике, где с помощью веревки заставляли «бегать огонь по земле». Все это хозяйство он сложил в самую обыкновенную долбленую тыкву и вечером зарыл в развалинах храма, вывесив наружу хвостик, рассчитанный на три часа горения.

16